Валентин Валентинович ПРОТАЛИН (ЦИОМЕНКО; 12.11.1933 – 21.03.2001) родился и жил в Москве, за исключением короткой эвакуации в Омск во время Великой Отечественной войны. Выпускник юридического факультета МГУ им. Ломоносова. В шестидесятые годы работал в редакции газеты «Московский комсомолец», чьи публикации по литературе и искусству неизменно вызывали тогда активнейший читательский интерес. С начала семидесятых годов и далее — работал в журнале «Знамя», в «Литературной газете.

С 1977 года — с резким углублением застоя в стране — работает как «свободный художник». Ради материальной независимости много занимается также стихотворными переводами. В Москве выходят книги и другие публикации переведенных им на русский язык сочинений поэтов Молдавии, Азербайджана, республик Прибалтики, Монголии.

Особенно много в этот период Проталин ездит по России, — центральной, Поволжью, Зауралью, по бывшим ее союзным республикам. Он пристально вглядывается в страну — от крайнего запада до Дальнего Востока, от крайнего севера до самого юга. Это отразилось даже в названиях его поэтических сборников — «Письма с дороги», «Голоса дорог». Так он помогал себе убеждаться, что несмотря на властную «монопольку» и ее «культурную тупость», страна и ее люди естественно разные, по-разному живут, по-разному развиваются, по разному творят.

И очень разными образами «простых» и «сложных» современных людей насыщались и насыщены и его поэзия, и романная, и разножанровая «малая проза».

… Вехи жизни писателя — до изумляющей точности совпадают с узловыми вехами жизни его однолеток, поколения «подранков». С младых ногтей — недокормыши тридцатых годов. Впрочем, поросль предыдущего поколения тоже поднималась полуголодной. Как доставалось пропитание взрослым, об этом еще очень мало написано.

За десяток лет до появления на свет будущего писателя Проталина совсем молодой еще его прадед, отвечающий за мясные госзаготовки на омских и соседних землях Прииртышья, умер от голода. Неблизкая округа, знавшая безупречную честность этого человека, по людской справедливости не поскупилась на усилия собраться миром и миром в том поле его похоронить. На костре в котле готовили поминальное варево из миром же — кто что смог — собранного съестного. Картина, достойная эпоса.

Но она же — всего-навсего — один из бессчетной россыпи фактов, имевших место в истории России первой трети ХХ века. Эвакуированному восьмилетнему мальчику рассказали о поминальном костре в сумеречной степи его участники — омские старожилы.

Прадедова щепетильность откликалась в правнуке. При подготовке одного из номеров альманаха «Поэзия» Проталину предложили роль второго составителя. Первым была Юлия Друнина. Когда номер подписывали в печать, стихов Проталина она, этически сама «чистоплюйка», в нем не увидела: « Ты из своего ничего не поставил…Ишь ты, Валя, какой!». Такой и был нрав у Проталина. Римма Казакова тоже вслух отмечала: «Валя работает в белых перчатках».

— За сорок лет знакомства мы ни разу даже и не повздорили, — это о Проталине Михайлов, Александр Алексеевич.

Тут было глубинное, сокровенное, взаимоприятие, как и в случаях с другими «стариками». С Антокольским. С Наровчатовым. Со Львовым. С Мартыновым. С Шаламовым. С Тарковским. Одна из дарственных надписей на книжке М. Львова: «Пока живут Проталины на свете не пропали мы». Адресату нравилось, что в этих строчках нет знаков препинания.

«Мы в непогоду родились», запишет в свои двадцать с небольшим Проталин. Едва отрочество началось, грянули «сороковые роковые» — «…несостоявшееся детство, как выпавшее из гнезда».

Послевоенные отрочество и ранняя юность будущего писателя также были схожи с судьбами сверстников — будущих шестидесятников. И раннее взросление его настигло тоже. «Даже реклама «Курите «Казбек» и та измениться не может» — напишет он уже в 1954 году.

Ни материальных, ни, что называется, официальных подпорок у родившегося поэтом человека не было никаких. В комсомоле не состоял, в партию не вступал, за пределы страны по отсутствию подобной социализации выпускать его не спешили. Заграничным паспортом он обзавелся только в девяностом году. В СП СССР — как в специфически функционирующей конторе — он едва ли не один был такой — не чужой, но и не свой. Никакими «галочками» для идеологического отчета с таким не разживешься, никаких конъюнктурных купонов с него не сострижешь. (Жизнь иногда ощущалась — «…будто к тетке племянница приехала угол просить»).

…Будущих родителей будущего писателя судьбой прибило к Москве из совсем разных мест. Белокурого кудрявого юношу, оторванного от остатков дома свирепым голодом, — с юга России. Темноволосую красивую девушку — из Сибири. Ее погнала из дома острая нелюбовь к ней формального ее отца. Якобы, он знал до своей женитьбы, что берет за себя понесшую от флотского офицера Колчака. Бабушку будущего писателя безоглядно любили. Ее дочь не переносили. Подобное семейное предание не могло не быть глухим, отрывочным, так как было еще многие десятилетия и крайне опасным.

Накануне восьмидесятых купил Проталин дом в деревне в нескольких часах езды от Москвы. Живал там охотно, случалось, безвыездно по нескольку месяцев. Писал больше прозу, три тома скопилось. Но и стихи писал — деревенский цикл получился. Первый роман «Завтра двадцатое» (название похоже на предчувствие), бездвижно лежавщий в « Советском писателе» несколько лет, в 89 году вдруг по ускоренной технологии вышел. Через два года вышла вторя книга прозы — роман «Лабиринт, или Сказание о Тезее», был готов к производству том повестей и рассказов, но в девяносто втором издательство «Советский писатель» рухнуло. Рукопись свою Проталин нашел среди других, сваленных непотребно новыми хозяевами особняка, где издательство десятилетиями располагалось.

В условиях раскола в СП СССР, а затем и Москвы, и России, был одним из создателей «Клуба независимых писателей», сопредседательствовал в Международном Пушкинском комитете. Работал почти десять лет на износ, стремясь вне дикарских нравов «большой дороги» дикого рынка пробить свою часть достойного пути, ориентированного на сохранение, развитие, преумножение сил отечественной литературы, культуры. Издавал журнал «Культура и свобода», газету «Автограф», посвященную Пушкину, Блока, Белого…

Сильный личностный и творческий характер был замешен на самостоянии и любви как таковой в самом конкретном и одновременно в самом широком смысле слова. Это была врожденная потребность души Валентина Проталина, прямой факт его биографии. Иначе не возникли бы такие его строки:

…Не хватает любви.

И во мне,

И вовне не хватает,

До того, что сейчас я не выдержу

И разорвусь.